SE7EN

По всем моим всевозможным критериям — фильм супер. Сюжет, картинка, игра актёров, диалоги, мизансцена. Приятно смотреть. Однако, когда сценарий впервые попал в руки Финчеру, тот не сильно заинтересовался, пока не дочитал до конца… Дэвид был сильно удивлён тому, какой поворот обрела сюжетная линия в самом конце, оставалось буквально 10 страниц. Что же могло такого произойти за столь короткое время? Главный твист и крючок, посмотрите фильм и узнаете.

Когда сценарист Эндрю Кевин Уокер задумал «Семь», он не планировал написать «нетленку». Он даже не надеялся на «хит». Он лишь мечтал, как говорят в Америке, вставить ногу в дверь, чтобы ее не смогли перед ним захлопнуть.

Более того, Дэвиду Финчеру прислали не тот вариант сценария, который студия собиралась снимать. Ему прислали самую первую, оригинальную версию истории, а снимать хотели какой-то там 13 вариант, 200 раз переработанный и исправленный БЕЗ главного твиста и других важных моментов. В общем, голова в коробке никого не устраивала. Финчеру пришлось умолять многих людей, принимавших подобные решения в данной цепочке, оставить концовку.

Сценарий претерпел не только борьбу за концовку, но и ряд различных корректировок от Финчера. Он убрал некоторое количество эпизодов из базового сценария, не показав их в итоговой картине, тк считал, что они лишние, не нужны для понимания истории и делают её более мягкой. А ему была нужна более тяжелая атмосферка. Так что же это были за эпизоды? 

Сценарий начинается с поездки Уильяма Сомерсета (Морган Фримен) за город в дом, где он собирается жить на пенсии. А фильм — со сцены утреннего одевания детектива, где среди прочего мы видим непонятный прямоугольник с цветком — это фрагмент обоев, который он по сценарию вырезал со стены своего будущего загородного весьма обшарпанного дома.
Исчезло и несколько эпизодов с Трейси (Гвинет Пэлтроу), в частности, с поиском работы в школе. При каждом выезде из квартиры город ее ужасает.

Как и у Чехова с ружьем на стене, домашние тренировки Сомерсета по метанию ножа в мишень также имели свою значимость. В соответствии со сценарием, когда персонаж Моргана Фримена, увидев «голову в коробке», бросается к своему напарнику с криком «Брось пистолет», тот, недоумевая, направляет оружие на него. В этот момент Сомерсет выбрасывает пистолет, но скрывает в руке нож, готовясь метнуть его в Миллза, чтобы остановить. Однако Миллз, инстинктивно реагируя на угрожающее движение, стреляет в Сомерсета и ранит его в плечо.

В следующей вырезанной сцене мы находимся в больнице: к Сомерсету приходит капитан с подарком от коллег — набором инструментов, чтобы завершить «то, что ты называешь загородным домом», а также с письмом от Миллза, который «завтра предстанет перед судом». Бывший напарник пишет: «Ты был прав. Во всем прав».

Сцена, которая была вырезана и имела значительное смысловое завершение: детектив выписывается из больницы и получает свои вещи, которые были при нем во время госпитализации. Среди них — кусок обоев с цветком и следами засохшей крови.

Он смотрит вверх, прищурившись от солнца, на шумный город. В узком каньоне, образованном зданиями, мчались автомобили, автобусы и такси.

Он видит человека, говорящего с самим собой, лежащего на тротуаре в куче мусора. Видит людей, несчастных людей, проходящих мимо. Вот идёт мужчина, держа маленького сына за руку. А потом поднимает его и несёт дальше его на руках. Мальчик смеётся и обнимает отца за шею с большой нежностью. Сомерсет наблюдает, как они исчезают в массе человечества.

Он складывает письмо и кусок окровавленных обоев вместе и рвет на мелкие кусочки. А потом поднимается в полицейский участок и двери закрываются за ним.

Финчер безжалостной рукой убрал все эти «розовые сопли». И даже собирался завершить фильм сразу после выстрела Миллза в Джона Доу. Но продюсеры настояли на концовке из Хемингуэя: «Мир хорошее место. За него стоит сражаться». «С последним я согласен». 

МИЛЛЗ 
По логике фильма, Миллз — воплощение последнего, седьмого греха — гнева. Однако он остался жив. Суд над ним — за кадром повествования: но вряд ли он получил реальный срок, так как действовал в состоянии аффекта. Но убита его жена Трейси. За что? Ведь для Джона Доу убийства носили концептуальный характер.

Когда Сомерсет, после обнаружения тела адвоката (грех «Алчность»), читает вслух записку убийцы со словами «Один фунт мяса. Не больше и не меньше. Ни кости, ни хряща. Одно лишь мясо», то сразу узнаёт цитату: «Венецианский купец», на что его молодой коллега пожимает плечами: «Не видел». Кругозор Миллза узок. Он умен, целеустремлен, эмоционален, но зациклен на работе, любимых собаках, жене. На все, что помимо, его просто не хватает. Разве что еще на телевизор.

Когда детективы просматривают полученный от сотрудника ЦРУ список книг о грехах и убийствах, он произносит в русском дубляже «Маркиз де Садэ», а Сомерсет поправляет: «Маркиз де Сад». В оригинале оговорка показательнее: «Маркиз де Шадэй». Sade (произносится Шадэй) — очень известная тогда британская певица. Чуть ранее, в офисе, Миллз говорит про убийцу: «Из того, что он ходит в библиотеку, еще не следует, что он гений». В англоязычном оригинале нет «гения», но есть Йода (который джедай).

Российский зритель может упустить ещё один нюанс. Сомерсет составил для напарника список книг к прочтению. Тот пробует читать, но — увы — никак. И заказывает Cliffs Notes (очень сокращенные версии книг).

Миллз — холерик, эмоционально подвижный и быстро выходящий из себя. Эту его черту мгновенно засек Джон Доу — еще на лестнице, притворившийся фоторепортёром. И ухватился за неё.

Дэвид даже не сосредотачивается: стрелять или нет. Он вообще про это не думает. Он просто не хочет верить в то, что ЭТО на самом деле произошло. А потом поступает так, как должен был поступить. В кино случались и противоположные действия, когда главный герой отказывался в таких случаях убивать, но практически во всех из них существует отрезок времени между тем, как он узнавал о смерти близкого человека и моментом, когда он настигал убийцу, то есть был путь, пусть даже короткий, который его менял. В ситуации фильма зрителя отнюдь не пробивает момент истины: «Миллз грешен». Это потом, по здравому размышлению, мы можем считать, что совершенное им убийство — грех. Но не в данный момент.

Может, речь идет о Джоне Доу? Ведь это он проповедует своими убийствами. Борется с погрязшем во зле миром. Во имя благой цели убивает грешников, дабы преподать пример остальным. Осуществляет зло и не может избавиться от него. Однако: где он пытается избавиться от зла, которое внутри него? Он ироничен, спокоен, уверен, и мы не видим процесс проникновения зла в него — только результат.

СОМЕРСЕТ
Джон Доу — это Alter ego Уильяма Сомерсета. Его мистер Хайд. Они оба — на одной волне. Чуть ли не близнецы-братья. Судите сами. Доу не указывает в записках авторов цитируемых фраз, однако Сомерсет мгновенно их узнаёт и называет: Мильтон и Шекспир. Практически сразу детектив понимает логику серийного убийцы. Он достаточно быстро обнаружил надпись за холодильником после первого убийства и говорит про третье: мы пришли ровно через год — день в день — после того, как убийца начал его убивать. Но детективы пришли точно через год только из-за Сомерсета, который догадался стену за картиной в квартире погибшего адвоката посыпать порошком для выявления отпечатков: вряд ли бы до этого додумался его напарник.

И это он в конце концов кричит Миллзу: «Если ты его убьешь, он победит!», сразу же поняв сверхидею убийцы. Но Миллз выстрелил, и Доу победил.

Ни Сомерсета, ни Доу даже не посещает тень сомнения: как можно во имя борьбы с грехом и грешниками убить невинного человека с ещё не рождённым ребёнком. Разве это не сводит на нет концепцию воздаяния по грехам его? На месте убитых могли быть и другие: грешников много. Но в чём грех Трейси и не родившегося ребенка? Нас убедили (и это сделал Сомерсет), что Доу победил, и мы в этом убеждении пребываем по сию пору. Но так ли это?

Существует мнение: Доу понимал, что и сам грешник в своём статусе судьи и палача, и расставил Миллзу ловушку, дабы быть убитым от его руки, указав на свой притянутый за уши грех «Зависти» к здоровой семейной жизни Миллза. Но ведь и Сомерсет в своё время убил собственного не рождённого ребёнка:

— Помню, мне стало страшно: могу ли я привести в этот мир нового человека? Смогу ли я вырастить его, когда вокруг такое творится? Я сказал ей, что не хочу ребёнка. За несколько недель уговорил её… Уверен, что принял тогда верное решение, но не проходит ни дня, чтобы я не пожалел об этом.

Первый труп фильма — ещё не из семи грешников — был муж, убитый женой в пылу ссоры. Сомерсет спрашивает другого полицейского: «А ребёнок видел?». На что тот раздражается: причём здесь ребенок. Наивный зритель негодует на черствость напарника (ещё не Миллза) и не понимает, что Сомерсет сладострастно расчёсывает собственную рану: ребёнку нечего делать в этом страшном порочном мире. Мысль, которую осуществил Джон Доу.

Сомерсет — первый кого мы видим на экране. Он же и последний. Кто-нибудь задумывался: а ведь этот тёмный мрачный неназванный город мы, по сути, видим его глазами. Это он его так видит:

— Человек гулял с собакой. На него напали. Отобрали часы, бумажник. Он лежал на тротуаре беспомощный. И нападавший выколол ему глаза. Это случилось вчера вечером в четырёх кварталах отсюда.

Он уже не понимает происходящего. Город станет ясным и солнечным только когда появляется Доу. Полный ясности, однозначности и правоты.

Оба они больше уже не могут «жить там, где безразличие считается за добродетель». Это слова Сомерсета, но разве не о том же говорит Доу в машине?

Во вторник поздно вечером Сомерсет уходит из дома, и, садясь в такси, видит окровавленного умирающего на улице, которого упаковывают в полиэтилен. Говорит таксисту: «Подальше отсюда». И приезжает в библиотеку. Уже после её закрытия. Судя по тому, как его встречают охранники, которых он оторвал от игры в карты, он здесь завсегдатай. Но не все же убийства в этом городе связаны с культурным кодом? А значит, обычно он бывает здесь не ради расследований. И он восклицает:

— Никогда я не пойму: здесь столько книг, весь мир знаний ваш, а вы чем занимаетесь! Всю ночь режетесь в покер.

Джон Доу тоже читатель этой библиотеки.

Они как два рыцаря: чёрный (Доу) и белый (Сомерсет). Оба считают мир греховным, и оба обитают в высшем идеальном культурном мире, общаясь с Данте и Мильтоном, Шекспиром и Хемингуэем. В какой-то мере Сомерсет, работая детективом, тоже исправляет мир. Работа для него преисполнена тем же смыслом, что и у Доу. Но он устал. Когда засыпает, заводит метроном. И медитирует, отключаясь от звуков этого мерзкого города. 

Город — один из главных героев подобных фильмов, которому художники уделяют особое внимание.

У безымянного города, в котором живут главные герои, имеется собственный, довольно тревожный характер: серые блочные здания создают атмосферу бездонной тоски, а бесконечный проливной дождь, длящийся практически весь фильм, не акцентирует, как это обычно принято, а напротив — нивелирует повествование, приведя его впоследствии к единому знаменателю — парадоксально пугающему солнечному дню в пустынной сельской местности, где точно должно произойти что-то важное.

Места преступлений, квартира убийцы, квартиры героев, атрибутика, полицейский участок, библиотека, кафе, любое помещение — всё невероятно детально проработано. Я уже молчу о титрах… 

Все локации были размещены в Лос-Анджелесе или вблизи него, хотя Финчер подумывал о съёмках в Окленде. Дождь, позже воспринятый как художественный приём Финчера, на самом деле таковым не являлся. Дело в том, что Брэд Питт мог участвовать в проекте только на протяжении 55 дней, а затем должен был отправиться на съёмки другого фильма, «12 обезьян», и Финчеру не приходилось выбирать пасмурные или ясные съёмочные дни.

На площадке случилось происшествие, повлиявшее на сценарий: во время съёмок сцены преследования Джона Доу Питт сломал себе руку. Поскольку эпизоды снимались не в том порядке, в котором они следуют на экране, в некоторых моментах Питт держит травмированную руку в кармане. Для съёмок фильма Кевин Спейси побрил себе голову. Финчер через некоторое время тоже обрился, поскольку дал слово сделать это вслед за Спейси.

Съёмки велись как на площадках в студии, так и в городе. Над каждой локацией велась детальная работа с целью создания ощущения клаустрофобии, запущенности и грязи. Так, стены в доме жертвы обжорства были несколько раз закрашены разными цветами, затем на них нанесли слой жира и запустили тараканов. Другой непростой проблемой было найти в Лос-Анджелесе здания, максимально похожие на нью-йоркские. Например, библиотека была сдекорирована в здании заброшенного банка, поскольку все библиотеки Лос-Анджелеса оказались слишком современными по сравнению с описанной в сценарии. В качестве штаб-квартиры полиции использовали дом, который некогда служил для нужд компании Pacific Electric. Квартира Джона Доу была обустроена в гостинице Alexandria Hotel. Кульминационная сцена была снята на севере от Лос-Анджелеса, в пустыне Мохаве близ Ланкастера.

Создатели фильма ставили перед собой задачу показать город «замусоренным, грязным, опасным, подчас депрессивным». Многие интерьеры представляют собой обшарпанные комнаты с отклеивающимися обоями и тускло мерцающими жёлтыми абажурами. По словам художника-постановщика Артура Маркса, «мы создали задник, отражающий нравственное разложение тех людей, которые здесь обитают».

Оператором-постановщиком данного фильма является Дариус Хонджи, ранее работавший над рекламой и музыкальными клипами. Тем не менее, он великолепно справляется с кино и поистине является профессионалом своего дела. Хонджи умело переносит видение режиссера на экран, что имеет огромное значение.

В связке с художниками-постановщиками и с художниками по костюму, Хонджи работал в тёмной и олигохромной цветовой гамме, её составляют немногие близкие друг другу тона — белый, кремовый, серый, грифельный, охристый, бежевый, коричневый, чёрный и грязно-кислотная зелень.

Над звуком работал Рен Клайс. Для фильма он использовал низкочастотные урбанистические мотивы: звуки сирен, автомобилей, шум на улицах, голоса с телевизионных экранов. Таким образом создаётся эффект негативного влияния города на приватность человека. Особенно это ярко выражено в сцене, где квартира Миллзов трясётся от проезжающих рядом вагонов метро. Эти звуки города Клайс использовал как фон для наложения более отчётливых звуков, которые служили бы ориентиром для зрителя. Примером такого ориентира может служить метроном в квартире Сомерсета, стук которого выделяется на фоне городского шума.  

Музыкальное оформление фильма было поручено канадскому композитору Говарду Шору, и большинство сцен фильма «подзвучены» его музыкой. Кроме того, в фильме использованы произведения и записи порядка десяти различных авторов: музыка И. С. Баха, лучшие образцы классического джаза, а также «актуальная» музыка в стилях new wave и industrial.  

Вот мы добрались и до титров. Дрожащие, затёртые титры, над которыми работал Кайл Купер, напомнили Дж. Розенбауму экспериментальные фильмы Стэна Брэкиджа; критик назвал их одним из самых оригинальных решений в голливудском кино последнего времени: они решены как своего рода флешфорвард — то ли нарезка из жизни не представленного пока зрителю маньяка, готовящего очередное преступление, то ли кадры деятельности полицейских криминалистов, идущих по его следу. За кадром звучит ремикс на песню «Closer» из репертуара рок-группы Nine Inch Nails.  

По словам Купера, Финчер попросил создать мрачные тёмные титры, которые бы привлекали внимание зрителя, а также однозначно характеризовали фильм. Сначала Купер создал последовательность слайдов со страницами дневников Джона Доу. Результат удовлетворил продюсера, но не режиссёра, — Финчер попросил титры переделать. Тогда Купер расширил первоначальный вариант, добавив множество других деталей. В основе остались нарезки с дневниками Джона Доу, детально проработанными Клайвом Пирси и Джоном Сейблом: каждая страница была написана вручную, кое-где текст сменяется жуткими и будоражащими фотографиями (сцены убийства, вскрытия тел, эротика) и другими предметами. Помимо всего этого, показаны пальцы Джона Доу с забинтованными кончиками, процесс написания и сшивания им дневников. Таким образом, вступительные титры вводят зрителя в мир убийцы, знакомят с его натурой и мышлением. Кадры титров резко сменяются, некоторые надписи напоминают царапины. Кроме того, чтобы лучше раскрыть сущность убийцы, Купер ввёл несколько символов. Например, встречаются кадры, в которых Доу вырезает слово «Бог» из долларовой банкноты (связь с семью смертными грехами как частью христианского мировоззрения), изображён чайный пакетик, который Доу погружает в воду (Купера поразили кадры, когда арестованный Доу спокойно пьёт чай), маркер, закрашивающий некоторые слова, не нравящиеся Доу (Купер таким образом хотел показать, что Доу ненавидит людей и зачёркивает то, что, по его мнению, им не положено иметь).  

Режиссёр называет целью такого решения титров дать почувствовать зрителю присутствие архизлодея (который по сценарию материализуется на экране ближе к 90-й минуте). «Нам надо было дать представление о том, против чего борются эти парни», — говорит Финчер. Он дал указание эксперту по спецэффектам не только показать в титрах замысловатые записные книжки Джона Доу (на создание которых ушли тысячи долларов), но и через них дать почувствовать, что «где-то на другом конце города кто-то готовит нечто реально мерзкое».